Путешествие в чудетство - Михаил Яснов

Здесь тоже есть намёк, да ещё какой: мы и вправду знаем таких бабушек, которым кажется, что главное проявление любви — накормить внука или внучку до отвала, хотя на самом деле тем куда лучше побегать на свежем воздухе. Возможно, прочитав «Живот-животок», некоторые бабушки задумаются, стоит ли так раскармливать своих внуков. Да и дети-сладкоежки больше не захотят уподобляться обжоре Робину-Бобину из народной английской песенки.

Кстати, в творчестве Усачёва явно прослеживаются и параллели с английским фольклором (вспомним его «Пудинг»!), точнее сказать, с творчеством одного из главных его популяризаторов — Корнея Чуковского. В «Книжном дереве», например, напрямую упомянут классик нашей литературы для детей и его чудо-дерево с чулками и башмаками. Усачёв перечисляет и другие деревья, увешанные плодами, пряниками, шоколадками и карамелью, но признаётся, что самым притягательным для него стало дерево, на котором растут книжки:

С ветвей свисали гроздьямиАльбомы для раскраски,Росли тома огромныеИ маленькие сказки…

Бегут к нему писателиС мешками и корзинкамиЗа книжками, журналами,Весёлыми картинками.

Если к дереву Чуковского дети бежали за обувью, чтоб не сверкать зимой «дырками-заплатками, голенькими пятками», то Усачёвское дерево щедро одаривает новыми книжками писателей. А когда друзья поэта сомневаются в существовании такого дерева, он заверяет их, что эту книжку именно оттуда и снял.

В «Книжном дереве» интересны не только сходство со стихотворением Чуковского, но и различия, обусловленные разницей между эпохой, когда жил Корней Иванович, и нынешними временами. Если Чуковский сочинял своё дерево в суровую пору, в которой проблема чулок и башмаков стояла крайне остро, то Усачёв, наш современник, предпочитает в очередной раз напомнить о том, что книги, литература, творчество являются чудеснейшими плодами самого волшебного из деревьев — древа человеческого таланта. И никакие модные туфли или вкусные конфеты не могут подарить нам той радости, какую дарят книги.

Не могу удержаться и не вспомнить ещё об одной традиции нашей детской литературы в творчестве Усачёва — о поэзии обэриутов:

Шёл по улице жучокВ модном пиджачке.На груди блестел значок,А на том значкеНарисован был жучок,Тоже в пиджачке.И на нём висел значок,А на том значке,Был ещё один жучок…Но он был так мал,Что глядел я целый часИ не разобрал:

Был ли у жучка значок?Был ли на значке жучок?

На первый взгляд, стихотворение опять же укладывается в фольклорную традицию, оно выстроено в духе сказки про белого бычка, то есть, докучной песенки. Но эта бесконечность «малых величин», эта осознанная скромность деталей заставляет вспомнить Даниила Хармса с его «перевёртышным» взглядом на мир, с узнаваемой эстетикой исчезновения людей и предметов. Правда, здесь нет свойственного Хармсу ощущения тревоги, но какой-то каверзный подтекст, подвох присутствует. К тому же, слово жучок имеет в русском языке множество значений. Что ещё за жучок такой? И что за модный пиджак? А какой на нём значок? Да и был ли он вообще? Вот так с помощью достаточно лапидарных средств Усачёву удаётся заинтриговать читателя, заставить его призадуматься.

Ну, а из прозы Усачёва безусловно в первую очередь стоит прочитать (или перечитать) «Умную собачку Соню» — уверен, что она знакома многим читателям, полюбившим смешные и поучительные истории из жизни этого симпатичного существа, получившего от поэта Тима Собакина прозвище «королевская дворняжка». Или вот, например, сказочная повесть «Бука с планеты Бук», уже по её подзаголовку — «Пособие для маленьких детей и пожилых инопланетян» — ясно, что речь пойдёт о внеземном разуме. В повести девочка Аня пытается обучить инопланетянина Буку родной речи — что из этого выйдет, вы узнаете, прочитав книжку. Пришельцу Буке нельзя отказать в незаурядных языковых способностях: он быстро запоминает слова и, не задумываясь, предлагает собственную их этимологию:

«— БУМАГА, БОЛОТО, БЕГЕМОТ…

— Это — БЕГЕМОТ?! — завопил Бука. — Это — ЖИРАФ! Посмотри, какой он жирный!.. А у бегемотов длинная шея, и они отлично бегают. Поэтому их и называют — БЕГЕмоты!

Ане очень захотелось треснуть Буку букварём по голове, но она сдержалась».

Такой вот пытливый, памятливый инопланетянин, напоминающий некоторых чересчур дотошных учеников, любящих досаждать товарищам и учителям. При подобном рвении изучение азбуки, конечно же, продвигается с большим трудом. Тем не менее, Аня и Бука расстаются друзьями, а итогом их совместной работы становится не только словарь, но и песенки, придуманные Букой и записанные Аней. Вот, например, альтернативные названия месяцев, предложенные пришельцем:

В ДИКАБРЕ — дикий холод.В СНЕГИРЕ — метель и голод,В БЛИНВАРЕ — отбросив сны,Ждут весны, пекут блины.

Хоть и холодно в ЗИМАРТЕ,Но весна уже на старте.И когда придёт КАПРЕЛЬ,Начинается капель.

Получилось забавно, но ведь это не просто баловство инопланетянина, а попытка увязать названия месяцев с погодой, с природным циклом. Тут есть свой резон, ведь латинские названия, которыми мы пользуемся, что-то означают только для тех, кто знаком с латынью и древнеримской историей. А благодаря пришельцу Буке можно помечтать о названиях, имеющих смысл для всех, кто знает (или учит) русский язык.

Разъяснением русских слов — а именно, идиом и крылатых выражений — Усачёв с увлечением занимается и в книге под названием «Великий могучий русский язык»:

Что такое идиома?Если люди говорят,Что У ВАС НЕ ВСЕ, мол,ДОМА… Отвечайте:— Я и брат!..

Фразу «ВЗЯЛИ НОГИ В РУКИ»Умный правильно поймёт.А хватать себя за брюкиБудет только сумасброд.

Идиомы — это фразы,Смысл которых — МЕЖДУ СТРОК.Вы поймёте это сразу,Если ВАРИТ КОТЕЛОК.

Так получаются весёлые объяснения одних идиом с помощью других, тех — с помощью третьих и т. д. Безусловно, стихи Усачёва не только помогают узнать смысл подобных выражений, но ещё и развивают важные чувства — чувство слова и чувство юмора. К ним стоит добавить ещё и чувство стиля, — к примеру, стихот ворение «Бросить камень в чужой огород» отсылает нас к высказываниям восточных мудрецов; вдобавок в нём упоминается традиционный японский сад: